Наши студентки Даша Жорник и Соня Покровская съездили этим летом в экспедицию в мансийский язык — и заодно сделали кучу других дел. Мы расспросили их об этом удивительном путешествии.

Даша, информант, река вброд, Соня.

Сколько длилась ваша экспедиция?

(Здесь и далее реплики без подписи — коллективного авторства Даши и Сони.)

Экспедиция — это состояние души, поэтому у нас она длится перманентно.

С.: Мой путь по маршруту Ижевск — Микряково — мансийская тайга — Казым — Шамардан — Ижевск (с многочисленными промежуточными пунктами, естественно), занял 45 дней.

Карта перемещений лингвисток. Рисунок: Анастасия Герасимова

Д.: Я после экспедиции в Марий Эл успела заехать на два дня в Москву, поэтому меня не было дома ровно месяц. А в поле у манси мы были в сумме 3 недели.

Вы всё время были вместе, или ваши пути расходились?

Д.: Да, мы были всегда вместе! Ну, пару раз мы расставались на несколько часов: один раз Соня поехала в поисках утраченной тетради на лодке в соседнюю деревню, пока я благополучно спала. Также однажды я решила побольше поспать в Казыме, в то время как Соня отправилась на поиски информантов.

С.: В объятия таёжных медведей приятнее попадать вместе, а разговорить суровую мансийскую женщину в одиночку вообще невозможно: один беседует, второй отвлекает комаров и глушит звуки шершней. Поэтому мы не разлучались.

В чём заключались ваши исследования?

Д.: Летом мы успели сделать немного. Поскольку мансийским языком занимались крайне мало, мы имели плохое представление даже о самых простых его характеристиках, поэтому в нашей первой экспедиции мы исследовали базовые вещи: перепроверяли данные грамматики [Ромбандеева 1973], устанавливали фонемный состав нашего верхнелозьвинского диалекта, записывали минимальные пары, парадигмы имён, местоимений и глаголов. Кроме этого, мы пытались записывать тексты для будущего корпуса. Наши информанты вообще по жизни суровы и неразговорчивы, они часто стеснялись и не знали, что и зачем нам рассказывать, поэтому пока объём таких записей небольшой — 1,5 часа речи. Но мы надеемся, что в будущем эта цифра значительно увеличится! Кстати, преимущество работы в поле без связи и электричества — прекрасное качество записей! Никакого жужжащего холодильника и сотовых волн…

С.: У нас было много работы. Поскольку в ходе анализа литературы стало ясно, что необходимо перепроверить даже базовые вещи, а объекты наших исследований в других языках и на материале мансийского не потеряли привлекательность, мы делали всё, о чём говорит Даша. Под конец экспедиции наловчились даже тексты выпрашивать и записывать. Впрочем, манси словоохотливы, приветливы и дружелюбны, они неожиданно легко поняли наши лингвистические нужды и шли нам навстречу. Так что материалов полно — 1,5 часа речи. Надеемся обработать всё до того, как запишем новый звук! Кстати, это большой минус работы в столь диком поле — без электричества невозможно осуществлять разметку, а качественно сделать запись вообще невозможно — жужжащие шершни, галдящие дети, воющий ветер…

Ввиду того, что микрофона у нас было два, а штатив один, приходилось
быть находчивыми, в чём Соня неизменно преуспевала. Так, в кадре мы наблюдаем
использование в качестве штатива детского унта, сшитого опрашиваемым
информантом. (Здесь и далее подписи Даши и Сони.)

Как оказалось, что диалект упущен в описаниях? Что это вообще за диалект, что за язык, расскажите

Мансийский язык относится к обско-угорской ветви уральских языков. По одним источникам, его ближайший родственник — венгерский, по другим — соседний хантыйский. Раньше мансийских диалектов было 4 группы, но в XIX и XX веках вымерли все из них, кроме северных. На одном из северных диалектов, сосьвинском, основывается «литературный мансийский». Наш диалект, верхнелозьвинский, тоже относится к северной группе, но имеет некоторые свои особенности. Наших, ивдельских манси, на самом деле, тоже немного изучали раньше, но гораздо меньше, чем носителей сосьвинского диалекта. Наверное, это произошло потому, что верхнелозьвинских манси очень мало (мы не знаем точную цифру, но сейчас их не больше 100 человек), они проживают в очень компактном и труднодоступном регионе, и их почти невозможно найти, не зная кого-то из местных. Такие исследователи как А. Каннисто, Б. Мункачи, А. Регули добирались до этих мест и в их материалах можно найти верхнелозьвинские записи, но все они датируются второй половиной XIX века. Современные исследователи почему-то обделили вниманием мансийский язык (тем более верхнелозьвинских манси).

Как вы добрались до основного населённого пункта?

Д.: На самом деле, маршрут довольно простой, но увлекательный. Сначала мы сели в поезд Москва—Приобье, провели в нём 36 часов и вышли на станции Ивдель. Оттуда на такси нас довезли до гостиницы, где мы переночевали (это громко сказано, в номере мы провели всего пару часов), затем закупились съестными припасами в городе и поехали на базу вездеходов. Там мы нашли наших прекрасных манси, которые любезно согласились нас встретить (иначе мы бы никуда не поехали) и отправились на вездеходе «Урал» в тайгу.

Для проезда сквозь тайгу к манси использовалось транспортное средство «Урал»

Водитель вёз нас очень нежно и аккуратно — потом нам было с чем сравнить — и путь, в ходе которого машина пересекает вброд 6 рек, занял примерно 8 часов. Нам повезло — вода в реках была низкая и можно было проехать весь путь на вездеходе, в противном случае пришлось бы пересаживаться на моторную лодку, а с той горой вещей, которую мы на себе тащили, это было бы сделать совсем нелегко.

«Урал» использовался и для работы: в нём хорошая акустика

Как вас встретили местные?

С.: Начинается всё с того, что за вами лукаво наблюдают издали. Если быть коммуникабельным, то перед вами возникнет молчаливая чашка чая, а на третий приход в гости — ещё и хлеб с маслом. Затем идут многочисленные испытания: «А не страшно в тайгу?», «А это вас заставили, бедных?», «Скучно, наверное, вам тут?». Правильным ответом на эти вопросы является решительное «нет!», сказанное с теплотой и энтузиазмом. После этого манси показывают своё истинное лицо — и оказываются вершиной дружелюбия и гостеприимства.

 

Каждый с хорошо скрываемым удовольствием делится своими сокровенными знаниями: как дичь добыть, как рыбку ловить, как платья шьют, какие мелодии на санквылтапе играют. Все готовы помочь, обогреть, приютить — в одиночку в лесу не выжить. Если засидеться в гостях до вечера, открываются чудесные бездны мансийской философии. Если подобрать ключик к сердцу молодёжи — начинается время восхитительных историй. Скромный, но многогранный народ!

Наш лучший информант после пары привёз нас на
наш берег и уплывает обратно домой в закат. ❤

Как вам вообще жилось в тайге?

Мансийская тайга не лишена удобств: в вашем распоряжении раздельный санузел, горячая вода в бане, не отключаемая даже ввиду профилактических работ. На кухне вас всегда встретит сушёное мясо лося с изысканным ароматом берёзового дымка. Его запасы не кончатся до следующей экспедиции. В свободном доступе также и рыбный стол: только свежепойманная (вами же) рыба — никаких консервантов. Для вашей тишины и спокойствия действует комендантский час: в ночное время перемещение гостей за пределами территории ограничено: контроль производится лучшими медведями страны. В любое другое время вы можете свободно перемещаться по землям манси с использованием услуг «перейти реку вброд» и «не бойся ходить по болотам».

А если серьёзно, требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к местному быту, поскольку трудности всё же есть. Но уже через неделю они становятся прелестями, а в Москве вспоминаешь их с любовью. По возвращении в цивилизацию приходишь в шок и благоговение от наличия связи, электричества и воды, но жить с этим всем постоянно уже не кажется обязательным.

Мы слышали отголоски каких-то загадочных историй про таксофон посреди села. Что за истории, что за таксофон?

Д.: О, таксофон — это такая большая железная коробка, туда можно даже зайти внутрь. Работает он на солнечной батарее, но если солнца долго нет, то включается внутренний генератор, и таксофон всё равно работает. Правда, не всегда. В посёлке Ушма, где мы базировались большую часть времени, есть два таксофона — по одному на каждом берегу реки. Наша изба располагалась ближе всех к таксофону на нашем берегу, поэтому иногда мы (на самом деле, только Соня) принимали загадочные звонки другим людям. Раз в три дня мы звонили Владимиру Александровичу (Плунгяну — ОТиПЛ МГУ) и рассказывали ему о наших делах. Правда, долго (и даже недолго) разговаривать в июле очень тяжело, потому что комары осаждают говорящего моментально и очень жестоко.

С.: Говорить имеет смысл, только когда генератор не работает, так как он ужасно тарахтит. Эта большая железная коробка обладает удивительным свойством: если человек по ту сторону знакомый, он тут же становится близким и неимоверно дорогим, такая вот таёжная магия. Манси звонят своим родным с использованием дымокура: ведро с чадящими хвойными ветвями — это мансийский раптор. Так комары хотя бы в рот не лезут.

Вот так и становишься окказиональным специалистом по рыбной ловле.

Расскажите про встречу с В. А. Плунгяном на вокзале. Где это было?

Это больше, чем встреча на вокзале! Мы с Владимиром Александровичем решили, что неплохо было бы встретиться, но времени, в которое мы бы втроём оказались в Москве, не нашлось. Самым простым и очевидным решением была встреча в Шамардане. Поэтому мы присоединились к бесермянской экспедиции на вокзале в Глазове, отправились в Шамардан и там двое суток повествовали Владимиру Александровичу об открытиях в мансийском языке. Сам момент встречи был крайне забавным, потому что бесермянская экспедиция, как оказалось, не была предупреждена о нашем прибытии и наше появление вызвало сильное удивление. В итоге нас приняли и накормили, всё было чудесно, как в добрых сказках.

Вы участвовали ещё в каких-то экспедициях попутно?

Да, перед поездкой к манси мы были в горномарийской экспедиции под руководством С. Ю. Толдовой и занимались там фонетикой. А после того как мы выбрались из мансийской тайги, мы поехали на восток, пересекли Обь и заехали на несколько дней к казымским хантам разведать обстановку. Ну и в конце мы оказались ненадолго в Шамардане, но там мы уже не работали, по крайней мере, не с бесермянским.

Каков итог вашей деятельности?

Д.: Основной итог, к которому мы ещё только стремимся — качественно разобрать весь собранный летом материал, чтобы мы смогли на его основе начать создание корпуса текстов. Парсер для него уже разработан и протестирован на литературном мансийском, поэтому нам осталось просто обрести достаточное количество обработанных данных. Кроме этого, мы готовим доклады, например, мы представили наш проект на конференции «Малые языки в большой лингвистике», а в начале декабря обсудим проблемы мансийской орфографии в Петербурге. На данный момент наши работы посвящены общим вопросам, поскольку проникнуть в глубины мансийской грамматики и фонетики за такой короткий срок невозможно. Пока мы постепенно движемся от общего к частному. В общем, дел много!

С.: Хорошего звука много не бывает. А разметки хорошего звука, как раз, всегда бывает много. Одним из результатов нашей работы на данный момент является набор юного лингвиста (минимальные пары, немного парадигм) и сборник локальных шуточек. А рефлексировать над материалом можно и нужно до бесконечности (то бишь, до следующей поездки).

Последний этап нашего путешествия. Тут мы приволокли
наши многочисленные вещи на берег Оби, чтобы погрузиться с ними
на борт метеора и отправиться в хантыйское село Казым.

Ещё туда поедете? А ещё куда-нибудь поедете?

Д.: Да, туда мы поедем обязательно, надеемся, что не раз! Следующую экспедицию мы запланировали на зимние студенческие каникулы и уже начинаем к ней потихоньку готовиться. Что насчёт других поездок… Мы по-прежнему остаёмся участниками уральской экспедиции под руководством С. Ю. Толдовой, и планируем продолжать ездить с ней. Но, кроме этого, лично я пока никуда больше не хочу. В последние два года я очень много ездила в экспедиции, и сейчас у меня накопился большой объём материала, который хочется не спеша обдумывать. И вообще, мансийский проект — сейчас самое важное из моих дел, и я хочу отвлекаться от него как можно меньше. Так что, надеюсь, в ближайшее время меня больше никуда не потянет.

С.: Я хочу в койсанские. Каждый уралист обязан быть немного африканистом!