На конференции ПолеФон, 20 октября 2018 года

Соболезнования

Здесь собраны некоторые отклики, опубликованные на странице кафедры в Facebook.

***

Тяжелая утрата для всех... Невыразимое горе для меня. Мой любимый Учитель и друг. Соболезнования родным и близким. Светлая и вечная память!

Т. М. Надеина

***

Огромная потеря для родных, для друзей, для фонетики. Казалось, что ее мужеству и оптимизму не будет конца. Но вот мы снова осиротели.

Н. Д. Светозарова

***

Огромная потеря! Сочувствую вам и скорблю вместе с вами!

П. А. Скрелин

***

Ужас, как неожиданно и больно! Светлая память, чудесный был Человек.

Е. И. Галяшина

***

Письмо с соболезнованиями от Института языкознания РАН

 

Воспоминания

***

Для меня Ольга Фёдоровна Кривнова стала проводником из школьного класса в студенческую аудиторию и в мир ОТиПЛа. Курс общей фонетики читался в первом семестре первого курса, так что вчерашние школьники, гордые своими пятерками, своим свеженьким поступлением в МГУ, первым делом попадали в крепкие руки Ольги Фёдоровны и сразу понимали, что учёба в университете — это другой уровень. И не удивительно, ведь Ольга Кривнова (Крутикова) сама была из первого набора ОТиПЛа 1960 года, когда из тринадцати набранных студентов до выпуска дошли только пятеро, в том числе три девушки. Так что она хорошо понимала, что ожидается от студента Отделения Теоретической и прикладной лингвистики МГУ, и показывала это первокурсникам. Строгость и требовательность сочетались в ней с уважением и доброжелательностью к студентам.

Помню, как трудно мне было поначалу привыкнуть к университетским парам после школьных уроков в 40 минут, трудно было держать внимание, а Ольга Фёдоровна читала лекции в бодром темпе, и надо было слушать и одновременно конспектировать очень быстро, а между делом хорошо бы ещё и что-то понять. Видя наши ошалелые глаза, Ольга Фёдоровна сжаливалась и про особо важные места говорила: «Вот это обязательно запишите», — и, так и быть, повторяла ещё раз, диктовала даже, но потом неслась дальше, дальше… Тогда не было ещё презентаций и видеоряда, только голос Ольги Фёдоровны, она держала слушателей своей энергией, своим воодушевлением. Она задавала скорость, ритм нашей учёбы, сейчас я охарактеризовала бы её курс как «челлендж и драйв», но тогда ещё и слов-то таких в русском языке не существовало.

Потом параллельно с лекциями пошли задания, интересные и непростые. Мы делали карточки с артикуляторными профилями (они сохранились у меня до сих пор) и должны были по профилю определить звук и, наоборот, найти/нарисовать профиль по звуку (кто далёк от лингвистики, загуглите, как это выглядит). Мы работали с осциллограммами и спектрограммами, резали слова и составляли из них другие, но это уже, кажется, позже, на третьем курсе, в курсе автоматической обработки звучащей речи, который Ольга Фёдоровна вела вместе с Леонидом Михайловичем Захаровым.

Но самым невероятным заданием была таблица с минимальными парами, которую нам предлагалось составить, чтобы самим выявить все фонемы русского языка. Объясню для не лингвистов: фонема — это минимальная смыслоразличительная единица языка, то есть мы можем говорить о наличии в языке той или иной фонемы, если в этом языке найдутся два слова, которые различаются только этой фонемой (грубо говоря, одним звуком; это не совсем верно, но напишу так для простоты). И вот, нам предстояло начертить на большом листе миллиметровки две таблицы — отдельно для гласных и согласных, два квадрата, в которых по вертикали и горизонтали стоят все гласные и согласные звуки русского языка. Для гласных эта таблица всего 6 х 6, а вот согласных звуков в русском языке минимум 36, а то и 42, потому что мягкие и твёрдые звуки — это отдельные фонемы. И вот мы должны были заполнить каждую клеточку этих таблиц двумя такими словоформами русского языка, которые различаются только двумя соответствующими звуками. Например, для [о] и [а] подойдут слова «том» и «там», а для [о] и [и] — «сила» и «сёла» (но не «кот» и «кит», которые различаются одной буквой, но двумя звуками — [о]/[и] и [к]/[к’]). Для [т] и [д] годятся слова «там» и «дам», для [м] и [с] — «там» и «таз», для [т] и [т’] — «рад» и «рать» или «ток» и «тёк», а вот для звонкого мягкого найти труднее, потому что на конце слов в русском языке согласные оглушаются, вот попробуйте придумать, например, для [д] и [д’] или для [з] и [з’], а потом ещё для [д] и [з’] и для [д’] и [з]. Таблица 36 х 35 (потому что не надо образовывать пару с самим собой), да поделить на два (потому что, скажем, для [м]/[с] и [с]/[м] одна пара), то есть всего 630 минимальных пар. Пропуски разрешались, если совсем никак, но их должно было быть мало и только там, где пару действительно невозможно придумать.

Интернета тогда не было, компьютеры редки (у нас дома первый компьютер появился в следующем году, когда я была на 2 курсе). Мне, честно говоря, помогала вся семья, в поисках слов мы просматривали толстые бумажные словари. Я до сих пор помню одну пару, придуманную папой, на [ф’]/ [х’] — «филёнка» / «хилёнка». Филёнка бывает у двери, а «хилёнка» — это родительный падеж от слова «хилёнок», найденного в словаре Даля, там фигурировала целая семья: хиляк, хилиха и хилёнок. Мой семилетний брат в возбуждении бегал по квартире и кричал: «Я придумал! Компакт-диски — компакт-киски!» К сожалению, этот монументальный труд не сохранился, не знаю, почему, Ольга Фёдоровна точно мне его вернула со своими строгими пометками, и мои тетрадки по фонетике хранятся до сих пор, но без той таблицы (дорогие однокурсники, если вдруг вы набредете на неё, разбирая старые бумаги, знайте, что она мне дорога, а если у кого-то сохранилась своя такая же, пришлите фотографию). Думаю, это было самое сложное задание по всем предметам за всё время моего обучения на ОТиПЛе.

Глубоко фонетикой я не заинтересовалась. Мне кажется, это беда учебных планов, такой сложный курс в самом начале, студенты не успевают осмыслить и полюбить. Но после курса общей фонетики я почувствовала, что мне больше ничего не страшно, я встала на рельсы. И я бесконечно благодарна Ольге Фёдоровне за ту высокую планку, которую она задала нам с самого начала и которой мы старались соответствовать все пять лет учёбы. Челлендж и драйв.

 

 

Фотография из интернета, на ней Ольга Фёдоровна такая, какой я её помню.

К. А. Гилярова, студентка ОТиЛПа в 1993-1998 годах
опубликовано на Facebook 2 мая 2021 года

 

***

Из всех преподавателей на ОТиПЛе Ольга Фёдоровна была образцом чёткости и строгости мышления. И самым внимательным и придирчивым читателем работ своих подопечных. Что удивительно органично сочеталось с внутренней мягкостью и, я бы сказал, нежностью — они как бы просвечивали тёплым светом сквозь внешнюю скептическую, критическую и самокритичную, абсолютно рациональную оболочку.

Слышу её голос, всегда спокойный, акцентирующий — даже, пожалуй, смакующий — всевозможные нюансы, высказанные и невысказанные. В последнее время ей было всё труднее говорить, но в переписке она оставалась неизменной, подробной и внимательной.

У нас Ольга Фёдоровна вела фонетику на первом курсе (с Сандро Васильевичем) и «Автоматическую обработку звучащей речи» на третьем (с Леонидом Михайловичем).

«Простыней«» с минимальными парами нам, кажется, не задавали, а вот пресловутые «мордограммы» и драгоценные спектрограммы для разгадывания, конечно, были. Драгоценные потому, что они все происходили не из компьютера (хотя где-то далеко техника до этого уже дошла, на факультете в 1995 году и ксероксы были на вес золота), а из сонографа; небольшие листочки необычной синеватой бумаги, что-то очень Научное и Таинственное. И я умудрился свою потерять. Мне была выдана вторая, а потом, к великому моему счастью, нашлась и первая — обе я разгадал; на одной был «генерал», на другой «булочка».

Мимо заданий по фонетике не прошли и куплеты про структуральнейшего лингвиста, которые в пору нашего примерно третьего курса расцветали буйным цветом на кафедральной доске объявлений:

Головой качает мама.
Полночь. Вздох — и новый лист.
Это чертит мордограммы
Структуральнейший лингвист.

Одно высказывание Ольги Фёдоровны почему-то засело в памяти надолго, видно, из-за своей ироничной многослойности:

«Голова —
прибор
многогранный!»

На юбилей ОТиПЛа в 2000 году, на котором я сам быть не смог, наш курс (мой второй — то есть выпуск 2001 г.; мой первый тогда уже выпустился) во главе с Машей Ровинской сочинил песни всем преподавателям; фонетическая была, кажется, единственной, к которой я приложил руку. Она называлась «Синтезаторы» и была посвящена Ольге Фёдоровне и Леониду Михайловичу, занимавшимся синтезом речи (Сандро Васильевичу была написана отдельная песня). Привожу по памяти:

(Исполняется на мотив «Вершины» Высоцкого)

Здесь вам не фонема, здесь термин иной
Идут форманты одна за одной
И здесь за сибилянтом шипит сибилянт

Здесь нет границ, и не виден фрагмент
И не похож сегмент на сегмент
И портит фразу один неприметный сонант

Гортанная смычка — а ну, не зевай!
Ты здесь на везение не уповай
Для нас не надёжны ни громкость, ни долгота

Надеемся только на ловкость рук,
На ухо друга и верный слух
И молимся, чтобы машина не подвела

Мы синтез закончим, ни звука назад!
И от напряжения уши дрожат,
Мозги закипают и сердце колотит в груди...

Вот фраза готова. Ты счастлив и нем,
И только немного завидуешь тем,
Другим, у которых весь синтез ещё впереди!

Светлая память!

 

А. В. Архипов, студент ОТиЛПа в 1995-2001 годах, далее аспирант и преподаватель кафедры
опубликовано на Facebook 4 мая 2021 года

***

Короткая видеозапись с дня рождения Ольги Фёдоровны в 2016 году.

***

С Ольгой Фёдоровной Кривновой, тогда ещё Олей Крутиковой, я познакомился ещё на первом курсе (она была тогда на четвёртом), но по-настоящему узнал её весной 1965 года. Она тогда готовила диплом, для которого ей нужно было проводить опыты; её руководителем числился Ю.М. Отряшенков, но фактически ей пришлось всё делать самостоятельно. Я, как бы это сейчас ни казалось странным, тогда тоже пытался заниматься экспериментальной фонетикой и тоже был приписан к Отряшенкову. Оле иногда нужно было ассистировать в её опытах, что-то в нужный момент включать или выключать, и на эти операции Отряшенков отрядил меня. Весенние месяцы, раз или два в неделю, в кафедральной лаборатории, ещё на проспекте Маркса, я ассистировал, будучи студентом второго курса. Опытов было много, они занимали много времени, но моя руководительница не щадила ни меня, ни себя. И мы работали до позднего вечера; когда я уходил, уже темнело, а уже был май. И с тех пор я понял работоспособность и целеустремлённость Ольги, умение без остатка отдаваться делу. Диплом, разумеется, получил отличную оценку и Крутикову оставили на кафедре.

Я уже был на пятом курсе, когда к преподаванию всё больше начинали привлекать первых собственных выпускников. Большой курс математических методов в лингвистике поручили Ольге, иногда её подменяла Аня Поливанова. Интересно было сравнить обеих. Поливанова, что называется, преподаватель от бога, её лекции были фейерверком. Крутикова не отличалась таким блеском, но курс был очень содержательным, и из него много можно было почерпнуть.

Окончив университет, я уже реже стал там бывать, но хорошо помню защиту, уже не Крутиковой, а Кривновой 19 декабря 1969 года. Это была (все ли на кафедре и отделении сейчас это знают?) первая защита выпускника отделения (Борис Городецкий отстал на два месяца). Тогда в совет входили и профессора с других кафедр, а отношения между кафедрами к тому времени стали достаточно напряжёнными. Никто не знал, как сложится ситуация. И действительно, на защите выступил профессор Н.М. Шанский, не фонетист, и обрушился на диссертантку за то, что она в экспериментальном материале использовала искусственно сконструированные фразы, а не примеры из художественной литературы. Пришлось отбиваться. Первым оппонентом был Михаил Кузьмич Румянцев, человек не с кафедры, но, несомненно, один из ведущих фонетистов университета. Он как профессионал разъяснил, почему такие примеры нужны при проведении эксперимента, и диссертация была защищена. На банкете Румянцев строго следил, чтобы, по крайней мере, мужская часть присутствующих выпивала после каждого тоста, и я под конец всерьёз почувствовал себя пьяным, что со мной бывало редко. Но я решил, что такое событие, как первую защиту на отделении, отметить надо.

К тому времени я уже навсегда бросил фонетику: А.Е. Кибрик, когда мы с ним обсуждали тему моего диплома, сказал, что для эксперимента я не создан. Но с Ольгой Фёдоровной в дальнейшие полвека, уже не работая вместе, постоянно встречались на кафедральных заседаниях и на конференциях. Вся её деятельность походила на моих глазах, и благодаря работоспособности и целеустремлённости она добилась многого.

А теперь уже нет ни Отряшенкова, ни Шанского, ни Румянцева, ни Кибрика, ни Городецкого, а теперь и Ольги. Меняются поколения, а память остаётся.

В. М. Алпатов